
Главный психотерапевт Свердловской области Михаил Перцель в проекте «Врачебная тайна»
«Новый Регион» продолжает серию публикаций, посвященную самым известным специалистам в отраслях медицины Свердловской области, в рамках проекта «Врачебная тайна». Героем нового выпуска стал главный внештатный психотерапевт Свердловской области Михаил Перцель, который рассказал о том, сколько душевнобольных ходят среди нас, как отсутствие школьных психологов сказалось на числе суицидов в России, почему трудоголики ссорятся с родными, и о том, когда же общество перестанет быть агрессивной средой.
Новый Регион: Михаил Григорьевич, почему уровень доверия к психотерапевтам и психологам на Западе выше?
Михаил Перцель: В последние десятилетия психиатрия на западе не воспринимается как репрессивный механизм, который может привести к ограничениям в повседневной жизни. Хотя люди, страдающие серьезными психическими заболеваниями, в любой стране будут иметь некоторые ограничения – например, в праве водить автомобиль или иметь оружие. Разницы в подходах нет – есть проблема в сложившемся восприятии, в культурных традициях. Хотя в настоящее время и в нашей стране люди все с меньшей опаской относятся к психиатрам и психологам.
НР: А что касается доступности – наш человек может с одним полисом ОМС прийти в клинику и пожаловаться на психологические проблемы?
М.П.: Традиционно психиатрия, как и другие социально значимые отрасли медицины, находились в зоне бюджетного финансирования, а не страхования. Сейчас идет процесс перевода всех специальностей на ОМС, хотя часть услуг будет предоставляться либо по ДМС, либо за деньги самого пациента. Так принято и на западе – помощь и психолога, и психотерапевта требует непосредственной вовлеченности человека, он не может быть пассивным ее получателем. Предполагается, что есть и его ответственность за результат лечения. В том числе ответственность финансовая.
НР: Люди часто боятся обратиться к психотерапевту, потому что боятся потерять время, например, если его положат в стационар…
М.П.: Довольно часто сталкиваемся с этим. Плюс с тем, что люди откладывают лечение, потому что им нужно сохранить работу, содержать семью.
НР: А компромиссные варианты есть?
М.П.: Это либо короткие курсы, либо амбулаторная психотерапия – когда пациент посещает специалиста с какой-то периодичностью, например, после работы. Да, это растягивает процесс, но отнимает меньше рабочего времени – и та армия частнопрактикующих специалистов, которые есть в регионе, как раз и направлена на эту часть населения.
НР: Говоря об уровне заболеваемости, каков он у свердловчан?
М.П.: Исследования проводятся довольно редко, но наши центральные институты подтверждают, что треть населения – т.е. 30-40% – имеют психологические расстройства или психические заболевания. Если говорить про пациентов системы здравоохранения, то эта цифра в два раза больше – просто потому что человек, идущий за помощью к врачам, чаще находятся в худшем состоянии, чем остальные. Несколько лет назад Свердловский областной центр медицинской профилактики проводил скрининговое исследование в городах региона – и были выявлены достаточно большие цифры по охваченности тревожными расстройствами, которые достигали 60% населения.
НР: А возраст у расстройств меняется?
М.П.: Да, они молодеют. Впервые неврозы были описаны у людей определенного возраста – 30-35-летних. Фрейд, например, описывал истерию у женщин т.н. бальзаковского возраста. Теперь мы констатируем, что неврозам подвержены все – от детей до пенсионеров. Может, это связано с тем, что диагностика стала более прицельной, а, может, потому что у людей появилась более широкая база для формирования неврозов. Человек живет в постоянно меняющемся мире, к которому надо регулярно адаптироваться, и опираться на одни лишь природные механизмы адаптации уже бывает недостаточно. Например, страдают от этого люди с т.н. магическим мышлением, которое предполагает наличие каких-то сил, которые придут и восстановят справедливость, либо, наоборот, все испортят. Это и архаическое мышление советского человека, который привык, что за него все решает начальство, государство, а не он сам, а современная жизнь предполагает повышение собственной ответственности за качество своей жизни.
НР: Получается, люди, воспитанные, скажем 30-40 лет назад, по советским канонам, менее устойчивы к неврозам?
М.П.: Нет, иногда вера в справедливость, правду, в совесть является важным фактором стрессоустойчивости – и человек готов терпеть лишения ради служения своей жизненной цели или идеалу.
НР: Есть возможность, что через пару поколений масса негативных факторов станет настолько велика, что люди закалятся и станут стрессоустойчивы?
М.П.: Об этом можно говорить. Например, в середине 90-х наши специалисты столкнулись с «социальным стрессовым расстройством» – когда повышенной тревогой была охвачена большая часть населения, что было связано со сломом жизненных стереотипов. Сейчас об этом не пишут почти, потому что большая часть населения адаптировалась к новым условиям.
Источник: Новый регион-Екатеринбург
При полном или частичном воспроизведении материала(ов) ссылка на сайт nevrozamnet.ru обязательна.